– Дочка, прости меня. Он и взаправду безумен, но такие деньги умеет собрать, шельмец! Может быть, под чутким женским руководством его ветреность потеряет свою силу?
– Ага, он и меня пристроит в дело. Недавно пообещал продать якудза какому-то. Врёт, конечно, но пойди не поверь! Он ведь в лепёшку распластается, чтобы быть правым. Другой нос побережёт, а этот удариться в кровь, а потом ещё раз для верности. Кровь, боль, а у него восторг жизни!
– И что якудза? – забеспокоился Адольф.
– А я почём знаю? Говорит, что на мне весь проект держится.
– Ерунда какая-то, а зачем продавать-то?
– Извини, не так выразилась, но приятно ведь? Я никогда не испытывала столько противоречивых эмоций сразу. То летим к президенту, то криминальный авторитет охотится.
– Да, уж. Эмоции… Надо будет с ним поговорить.
– В добрый путь, папочка. Надеюсь, что твоё здравомыслие победит его фатализм.
– Фатализм?
– Конечно! Сам посуди, никакого плана. Решения принимаются спонтанно. Верно, неверно – какая разница. Главное, это немедленное действие. И ведь обходиться! Вот что удивительно? Другой взвоет от неопределённости, а Савину только этого и надо. У меня сложилось впечатление, что за него там на небесах кто-то сильно хлопочет. Ты, к примеру, с президентом ещё не встречался. А это уже чуть ли не целуется с полковником.
– С Хаусом?
– Ага, после приёма у Вильсона его специально пригласили в кабинет советника.
– Дочка, пожалей меня. У меня нет столько нервов, чтобы всё сразу и с кручёным аллюром!
– Папочка, ты заговариваешься, – озабоченно заметила Габби.
– А не должен? Ты сейчас такой галоп организовала, что голова кружится. Если в этом замешан полковник, то жди беды. Им с Вильсоном «Нью-Йорк таймс», что кость в горле. Он говорил насчёт выборов президента?
– Савин? Нет, только старого якудзу придумал.
– Метафоры! Это он имел в виду полковника, больше некого! Вот негодяй!
– Правильно, ещё замуж хотел выдать.
– Кто?
– Полковник, кто же ещё?
– За кого?
– Ты меня совсем не слушаешь! За Савина, за кого же ещё?!
– Час от часу не легче. И что ты?
– Вот я и принялась за Майкла, чтобы отвести напор.
– Полковника?
– Папочка, ты чудо! Конечно. Пусть не думает себе, что может так вот запросто интриги делать. Женскую любовь никто не отменял. Ведь правда?
– Не знаю, не знаю. Слишком всё прозрачно. И что этот твой Майкл?
– Стоп, я вспомнила. Савин говорил что-то про твою газету. Мол якудза не я нужна, а газета.
– Вот, что и требовалось доказать. Прижать меня хотят. Тут и думать нечего! А твой Савин почву себе щупает, не знает, к какому лагерю примкнуть.
– Совсем не мой. Говорят, что он уже несколько раз был женат. Аферист, что скажешь!
– С приданным я погорячился. Этот хулиган и обокрасть может при таких помощниках.
– Ой-ё-ёй, и что нам Хаус?
– Молодец, дочка. Майкл – это ты хорошо придумала. Пусть полковник займётся героем-лётчиком, а я пока с Савиным встречусь.
– Странно, что ты столько откладывал?
– Ну знаешь, с таким артистам нельзя торопиться. Вмиг ногти срежет, и извиниться забудет. Ты пригласи его на обед. Вдруг что интересное и расскажет.
Договору с полковником нужно было срочно организовать противовес, чтобы не сдать «Акважеребца» досрочно советнику президента. Поэтому предложение встретится с представителем еврейской диаспоры оказалось как нельзя кстати.
После обеда с обязательной болтовнёй о политике и моторах они перешли в библиотеку.
– Уважаемый Никос, и зачем вам потребовался этот вояж в Капитолий, – начал напрямую Адольф.
– Судьба, по-другому и не скажешь. Однако, а вам что? Реклама предприятия – разве это плохо?
– И сколько отдали за покровительство?
– Шесть процентов!
– Лихо, а что так? Неужели полковник потерял хватку?
– Я был красноречив. Сказал, что без вашего согласия не могу больше себе позволить.
– О как! Затейливо. Решили мной прикрыться? Вы переоцениваете мои возможности.
– А шесть процентов говорят об обратном.
– Ифигена сказала о сватовстве?
– Вот болтушка! Здесь врать не буду. Полковник решил подразнить вас, но я встал, как скала под северным ветром. Нет, говорю, здесь всё решает любовь. А чувств, кроме эстетических, оттого что ваша дочь – это произведение искусств, у меня нет. С любовью не поспоришь! Или я не прав?
– Хитро стелите. Ваша репутация шагает впереди вас.
– Некогда политесы строить, дела ждут.
– Уж не в Токийском ли метро?
– Вот и поведись с женщиной. Ничего скрыть нельзя.
– Не понимаю, вам чего не хватает?
– От вашей проницательности невозможно скрыться.
– Так и думал, что ваш жеребец, это для отвода глаз. Ну что, сказали А, говорите уже и Б.
– Дельце у меня осталось в Токио нерешённое.
– И стоило такие пирамиды строить?
– Так и дело немалое. Повыше Хеопса будет.
– С вами не соскучишься. Торнадо, не иначе. Дирижабль-то зачем потопили?
– Я?! Избави бог. Строите так. Ни одним пальцем не тронул, но удачно он так сиганул в пучины океана. Вон какого вам директора поставил.
– Майкл? И что же в нём такого замечательного?
– Трудолюбив и жаден – настоящий американец. Немного шлифовки и отличный зять.
– Николас, вы слишком откровенны. Это настораживает.
– Напрасно. Немного приврал, но в пределах приличий.
– Значит, хотите союза? И что мне с этого?
– Сплошные магнолии. Вот, смотрите, – с этими словами Савин развернул на столе прозрачный пластик с иероглифами, скреплённый азиатской печатью. При этом голова дракона постаралась ухватить русского за указательный палец.
Внимательно рассмотрев необычный документ при помощи сильной лупы, Адольф соорудил недоумение на лице:
– И что это?
Схватив документ, Савин попробовал вонзить в него нож для разрезания бумаги – напрасно. На блестящей поверхности не осталось ни царапины. Тогда он скомкал листок в руке и бросил на стол. Через секунду необычный материал распрямился, словно и не было ничего.
– Впечатляет. Новый материал?
– Точно, но не из нашего мира. Я консультировался в университете Хопкинса. Профессор сказал, что не имеет представления, что это такое.
– А что здесь написано? – заинтересованно спросил Адольф. Он поднял листок и посмотрел сквозь него на Савина. Увиденное повергло его в изумление. Лицо афериста мгновенно превратилось в японца с узкими глазами.
– Что это? – выдохнул главный редактор.
– Вот-вот, и я о чём! Я знал, что вас не оставит равнодушным сей предмет. Учтите, полковнику ни секунды не сказал. Цените мою секретность!
– Так вот вам зачем токийское метро? Там нашли?
– Не гоните коней, они и так в мыле. Вы спрашивали о тексте? Так вот, хитрая штука получается. Там говорится о каком-то переходе и привратнике. Ничего себе?
– Да уж. Я-то вам зачем при таких картах?
– В том-то и дело, что нужны. Договоритесь об интервью с императором Го-Сандзё. Вам не откажет – сто процентов.
– Насчёт процентов вы не ответили? – спохватился Адольф.
– Господи ты, боже мой, какой процент, когда такие ковриги с маком?! Да, сколько хотите. Хоть всё!
– Вы безумны!
– Ещё как, и с кисточкой. Этот документ откроет такие двери, что и мечтать больно, аж дух захватывает. Мне рассказывали об этой двери, но когда увидел воочию, так знаете что… – Савин испытующе посмотрел в глаза главному редактору «Нью-Йорк таймс», – и вовсе дышать перестал. Теперь понимаете, какая гонка образовалась вокруг этой бумажки, какие силы поднялись? Неимоверные! – здесь он поднял к небу указательный палец с капелькой крови от укуса дракончика, охранявшего печать.
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Внимание! Знак Ер (Ъ) со всей очевидностью указывает на вторую часть главы.
Глава 17 – пишу, рисую...
