
В неизменном бурнусе ультрамаринового цвета вошла, шмыгая соломенными вьетнамками, муза в кухонном переднике с кружевными оборками и блестящей лопаткой в правой руке.
– О, у нас гости. Феоктист Петрович, идёмте завтракать блинами.
– Я вот, – сыщик звякнул кандалами.
– Хотите пристегнуться?
– Только вместе с вами, и чтобы академик ушёл. Я буду стесняться.
– А вы затейник. Работу компенсируете?
– Проверить одну идейку надобно.
– Если насчёт серёжек, так это те самые. Я тотчас узнала, но как сказать? Вдруг копия. Всё перерыла, и пустота.
Неожиданное признание буквально выбило титановый паркет из-под ног следователя. Он приготовился к долгой борьбе с опытным в словесных баталиях противником. Нет, не с Персефоной, академиком, конечно, и тут такой афронт. Стало неловко.
– Какие «те самые»?
– Что болтаются в небе.
– Так-с… Дела… – пробормотал сыщик, и уже бодрым тоном спросил: – Похожи?
– Я думаю, их трансформировали при помощи трансгулятора в дождь. А чтобы я всё поняла, сделали прямиком из юрского периода.
– Час от часу не проще. И что, позвольте, подвигло к этому выводу.
– Ну как же, я опытный образец академика, а он как раз интересуется птицезаврами юрского периода, чтобы сделать ангела.
– Так ангелы похожи, на ваш взгляд, на драконов? Слегка неожиданно, вы не находите?
– При чём здесь они? Я вам о серёжках толкую. Ведь до мельчайших деталей повторили.
– Это те, что украли из ювелирного магазина?
– Ну, что поделаешь. Значит, у них судьба такая – скитаться по чужим шкатулкам.
– Ваши, я так понимаю, летать научились? Одного нет в деле: зачем ему кандалы понадобилось хватать?
– Кому?
– Вы это… прекращайте, вору, конечно! Какой-то женский театр абсурда. Мотив непонятен, но наверняка завалялся за подкладку в сумочке.
Положив кандалы рядом с манускриптом и фотокарточками Германа, Чигин хмуро посмотрел на академика:
– У вас есть объяснение?
– Слишком невероятно, чтобы быть правдой.
– Можно, без приседаний?
– Ваш непосредственный начальник Аристов, готов всем пожертвовать, лишь бы занять пост старшего советника ЦУП.
– Империей в том числе? Он что сумасшедший?
– Почти, для него цель стала идеей фикс. Короткое плечо! Что дальше его не интересует. Сейчас главное – это уничтожить Зыбина-Шкловского. Трофей в любом случае достанется победителю. Даже если и придётся эвакуироваться на Сириус. Аристов полетит туда в совсем другом качестве, в ранге советника ЦУП.
– Обоснуйте, пожалуйста, где серёжки Персефоны, и где Зыбин?
– То же, что и с гибелью Архангела, связь призрачна, но оттого-то и самая настоящая. Единственный, кто от этого хоть что-то получает, так это Аристов.
– Всё-таки надо иметь академические мозги, чтобы до такого додуматься. Всё оторвано от действительности! Мне, к примеру, надобно найти причину этого треклятого «дождя»! Расскажите популярно, как работают трансгулярные кольца?
– Если простым языком, то жёстким излучением нейтрино протыкаются корпускулярный пузырь, в котором находится нужный нам отрезок времени. В образовавшийся туннель можно отправить сгусток атомов из нашего мира. Чем больше объём вещества, тем больше требуется энергии для работы туннеля.
– А обратно?
– Да какая разница! Ставим там копию трансгулятора и пожалуйте бриться.
– Огромного аппарата?
– Я же сказал, нужен прокол пузыря! Достаточно отверстия от иголки, чтобы протолкнуть туда наши атомы.
– То есть там иголка, и здесь иголка?
– Ну, слава космосу, разобрались. Аппарат стоит у нас, вот как этот.
Академик показал на огромный бронзовый глобус в глубине лаборатории, над которым мерцали зелёные цифры с газоразрядных колбах.
– Там, в юрском периоде валяется квантовый двойник булыжника, точно такой, как здесь. Вот между ними-то и устанавливается связь. Машина нужна только затем, чтобы поддерживать туннель в рабочем состоянии, пока идёт передача.
– Большая?
– Для подобного дождя потребуется просто огромная. Размером с китайскую пирамиду.
– Так, это несколько километров! В империи нет ничего подобного.
– Вот это-то и странно. Мне просто необходимо исследовать метеорит в точке Лагранжа. Я практик! Вы это понимаете?
– Ещё как. Убеждён – императору на это наплевать. Подойдём с другого бока, с практического. И здесь с императором не поспоришь. Если нужна крохотная иголка, чтобы проткнуть наш пузырь, то она может оказаться где угодно, хоть под лестницей, хоть в кустах бегоний у фонтана. У нас здесь двадцать тысяч жителей, а значит, двадцать тысяч иголок. Которая из них может иметь близняшку из другой вселенной?
– В манускрипте написано, что эльтам нужно приглашение, чтобы объявиться. Вежливые душегубы!

– И что послужило?
– Один старый арн, которому надоело жить, отправился в Магеллановы облака, но промазал точнёхонько в войт Волопаса.
– Ну промазал и промазал, мало ли придурков мотается по Вселенной?
– Вы забываете: он разочаровался в нашем мире.
– Ага, мстительный попался гад: ни себе ни империи! Но какое это имеет отношение к вашей иголке?
– Сыночек у него здесь остался, очень за него переживал, вот и навёл на империю печальных эльтов.
– Бывают полезные идиоты, а бывают с песней! Хотите сказать, что у нас здесь завёлся нытик? Так полдома таких. Если бы не усилия нашего обожаемого Семарга, так и весь дом плакал бы и почище этого дождя. Но ведь живём же как-то?
– Да-с, проблема современности – отсутствие настоящей цели в жизни! – согласился академик. – Живём чужими чувствами и ещё кабенимся, землян презираем. А если бы не они, то эльты мигом бы нас уничтожили.
– Вы считаете нас паразитами?
– Ну в некоторой степени все пожилые люди паразиты. То же и с расами.
– Эльтам это расскажите! Я так понял, завелась среди нас вшивая овца, которой жить надоело, а мы фоном пойдём? Задали вы мне задачку, товарищ Плещеев. Уж очень много кругов идёт от ваших серёжек, вы не находите?
– А при чём здесь Персефона? Персефона, ты разве страдаешь?
При этих словах опытный образец, до этого пребывавший в глубокой задумчивости, встрепенулась и изобразила на лице недовольную гулю.
– С тобой не заскучаешь. Сплошные радости!
– Ну вот, товарищ следователь, что и требовалось доказать. Нужно искать несчастного навсегда человека. Круг сузился и основательно!
Зелёная плесень на нервюре, как живая, побежала по потолку вслед за учёным. Сделав несколько энергичных кругов вокруг длинного стола, Плещеев остановился, словно его пронзила необычная мысль, и воскликнул, подняв обкусанный ноготь с грязной каймой:
– Нужно поменять волновую структуру. Я просто уверен в этом!
В темечко академика уставился зелёный указательный палец, который, впрочем, тут же исчез.
С сомнение покачав головой на реакцию учёного, сыщик спросил:
– Так вещь или человек влияет на перемещение печальных эльтов?
– Восхитительно! В вас просыпается настоящий учёный. Это уже похоже на зачатки логики!
– Благодарю. Вы не ответили.
– Здесь наблюдается форменный дуализм: вещь обиженного жизнью человека. Я бы так сказал, поэтически, если позволите: страдающая вещь. Как вам? Неплохо а? Сколько драматизма звучит в этих незатейливых словах, если соединить их вместе: вещь и страдание.
– Да-с, страдание… И как узнать, есть ли у них двойник в чужой галактике?
– Невозможно. Они абсолютно идентичны. Вот такие коврижки. Но у меня есть одна очень интересная идея на сей счёт.
– Академик, подождите вы со своими идеями. У меня голова идёт кругом от них. Я так понимаю, нужно найти этого страдальца, а потом вещь, от которой фонит так, что соседи прибежали с разборками. Понятно излагаю?
– В какой-то степени да! Но это ничего не даст – соседи уже здесь, выражаясь вашим языком.
– Вы, как всякий интеллигент, не умеете с людьми разговаривать. Чуть что, так сразу истерика, вместо того, чтобы поступить по совести.
– Нет у них совести!
– Вот и я о чём – одни истерики и ослиная упёртость, – с удовольствием констатировал сыщик, мстя академику за его раздражительный тон.
––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––
Внимание! Знак Ер (Ъ) со всей очевидностью указывает на вторую часть главы.