Когда вышли из храма на площадь, Зыбин заметил, что адъютант хромает.
– Когда успел?
– Товарищ генерал, но ведь они женщины!
– Пожилые, заметь. И всё же?
– Она сначала наступила мне на ногу, потом двинула локтем точно в сплетение. А бабушка весит, что локомотив. Вы уж извините за шапочку, – адъютант показал на символы клуба в своей руке.
– Можешь себе оставить. Я, знаешь, даже детство вспомнил, когда она мне её натянула. Ну, точь-в-точь моя мама. И шарфик завязала, как она. Так что, не извиняйся. И что думаешь насчёт этого безобразия?
– Храм как-то… Я, конечно, макаронник, но покер в святом месте – это неправильно. Тем более, имперский. Как бы и нам не влетело за недосмотр.
– Ты так думаешь? А что, наверное, ты прав. Но в хоккей тебе лучше не играть, – рассмеялся Зыбин.
На самом деле, приём, оказанный хоккейной командой, очень не понравился генералу. Его поставили в крайне глупое положение, когда натянули на голову эту проклятую шапочку. Он что, ребёнок!
Ничего нового отец Пафнутий не сказал. Но… был один неприятный звоночек. А именно, полнейшее безразличие к своей пастве. Самоустранился напрочь из ситуации. Чтобы он там ни говорил, а графены наверняка гребёт совком или ведёрком и прямо к себе в корыто. Иначе как объяснить эту слащавую улыбку.
«Плюшки они изволят себе лопать по четвергам! – мысленно чертыхнулся Зыбин. – И дела нет до своих прямых обязанностей. Хоккеист в рясе. У него приход на голые задницы любуется во весь экран, а у него сборы в Алатау. Нашёл оправдание, святоша!»
Особенно задело генерала ехидное замечание Пафнутия насчёт самоустранённости. Мол, раз генералу дела нет, то и он хоккеем займётся. Вот к подобным вещам потомственный космонавт Зыбин-Шкловский относился крайне щепетильно. Никто, никто не мог обвинить его в халатном отношении к своим обязанностям, тем более какой-то поп из затрапезной высотки! Это было уже слишком!
Однако при подчинённом он не позволил себе показать свои чувства.
Тем временем адъютант добавил газу в горелку:
– И этот Чигин уж очень странный. У него бардак развели, а он на ЦКа кивает. А сам-то что?
– Вот сейчас и спросим. Двигай в полицейский участок. Погоди. Ходишь ты так себе. Поехали к Семаргу: туда вызовем.
В центре бункера стоял над огромным вакуумным чемоданом Семарг и командовал механической Глашей:
– Сейчас загрузишь в лифт и метнёшься в Замок. Чё-то у нас с тобой вещей накопилось. Придётся несколько ходок сделать.
– А что с картиной? – озабоченно поинтересовался робот, не понимавший, как такую громадину можно погрузить в лифт.
– Да-с, вопрос… – задумался Семарг.
Население двухмерной картины собралось под дубом, прячась от затяжного дождя с частыми порывами ветра. Тревога исказила лица страстотерпцев. Вместо обычного грома и молний с полновесным ливнем, свойственных товарищу Семаргу в моменты душевных потрясений, моросил холодный и крайне неприятный дождь, бросающий в лица, словно пощёчины, горсти колючих ледяных капель. От страха за свои жизни они даже не закрывали глаза. Так и стояли, топыря мокрые ресницы навстречу непогоде.
Дело в том, что картину сначала смонтировали, а потом нарисовали страстотерпцев, ну и Бахуса посадили под деревом тоже потом, как без него. Являясь отцом народа, весёлый бог, как умел, пытался утешить свою паству. Налил всем мангового сока и затянул шутливую песенку про пылкого француза, ставшего монахом от неразделённой любви. В гнетущей обстановке, звучавшую весьма двусмысленно. Вот несколько куплетов:
Ксавье де Боншон полюбил шансонетку
И знаки внимания ей уделял:
При случае он покупал ей конфетки
И лилии с розами в дар посылал...
... но увы:
- О, mon cherie, pardon!
Иди отсюда вон!
Тебя я не полюблю
И об этом тебе говорю!
Ксавье де Боншон - обаятельный малый,
Но не преуспел он в амурных делах:
Так часто фортуна ему изменяла,
Что ныне Ксавье - неприступный монах...
... и тут началось:
- Вернись ко мне, Ксавье,
И я - твоя навек!
Вернись ко мне, де Боншон!
Но нет, не слышит он…
Вот что-то совсем несмешная песенка получилась. С чемоданным настроением Семарг ничего не мог поделать, а погода в картине напрямую от него зависела. Тогда он решил успокоить двухмерных жителей:
– Вот что, дорогие мои, за меня можете не беспокоиться. Я переезжаю в Замок. Вам оставлю аккумулятор, лет на двести хватит. Не хнычте, сам переживаю, не без этого. Но, как говорится, се ля ви. Любовь не вечна. Надеюсь, что с другим хранителем повезёт больше, а может, и нет, здесь не угадаешь. В общем, оставляю вас новой судьбе. Кстати, молитвы возносить обязательно, но чтобы без проклятий, а то отключу питание. Нервы, знаете ли.
В конце этой трогательной речи над бронзовой лысиной Столыпина взметнулась голубая корона, сообщавшая ослепительными искрами, что вернулся генерал Зыбин-Шкловский.
Пройдя к окну с хромающим следом адъютантом, Зыбин в задумчивости нервно пробарабаданил пальцами по стеклу отрывок из Травиаты Дж. Верди, потом через плечо спросил:
– Собираетесь?
– А что делать? У меня убытки, знаете ли. «Замок» стоит без персонала. Забастовка в самом разгаре. Что там внизу происходит, мне уже всё равно. Марфа Филипповна им списала квартплату. Это, извините, не в моей власти. Перегоню «Замок» поближе к Де Борха и наберу новых сотрудников.
– Смотрю, в картине нытьё поселилось?
– А как иначе? Привык, знаете ли, к людям. А здесь перемены. Вообще, начинаю подозревать, что это она мне мстит, – без всякой связи ответил Семарг.
– Кто? – поинтересовался генерал, отрываясь от окна.
– Мара Филипповна, кто же ещё!
– Час от часа не легче. Вы лучше объясните, отчего жители перестали в бассейн ходить. Что с ними не так?
– Пока был страх умереть, все радовались жизни. Последние удовольствия, знаете ли. Подпространственный бассейн, плыви, ныряй, куда захочешь. А без бомбы какая радость?
– Так отремонтировали! Сделайте сообщение, и всё наладится.
– Не-е-т, – протянул Семарг, – вы что-то не понимаете. Они теперь новые страхи себе сочинили. Теперь им всё равно на нашу бомбу. Взрывай, не взрывай – приелось. Им теперь нравится малярами работать в стратосфере.
– Да в чём радость-то?
– Верите, нет, а я думаю, что всё дело в досках почёта.
– Слушайте, как же мне надоели эти ваши блямбы с фонарями.
– Блямы?
– Ну, извините, по-другому не назовёшь. Все ноют про эти доски. Вон даже Борману на ногу наступили. И вы туда же.
Услышав о производственной травме, Борман немедленно сочинил страдальческое лицо, подыгрывая генералу.
– Каюсь, моя идея. Сначала помогла, коллектив быстро в норму вошёл, работать лучше стали, прибыль пошла. Но сами видите, стоило пустить одну паршивую овцу, так всё и сдулось. А была надежда на долгую и плодотворную жизнь в любви и согласии.
– Не знаю, я бы так не сказал. Вы, вот что, вызовите мне Чигина этого вашего. У меня разговор к нему приватный. Вам не показалось, он что-то не договаривает. Где у вас кабинет? Вот туда и пригласите. Да, вот ещё, вы уж, голубчик, отсеките как-нибудь его секретер. Уж очень он у него прыткий.
Заметив собранные чемоданы, секретер внимательно их отсканировал на наличие инвентарных номеров казённого имущества. Ничего не обнаружив, включил на морде зелёный свет с надписью: «Проверено». На лице Чигина ничего не отразилось. Всегда вежливый и одновременно равнодушный взгляд много повидавшего человека остановился на генерале:
– ?
– Ага, вот и вы, голубчик. Идёмте, – приказал Зыбин.
Но его остановил Семарг:
– Феоктист Петрович, прикажите вашему секретеру осмотреть остальной багаж, – указывая вглубь бункера.
Чигин шевельнул пальцами, и секретар последовал за хранителем, деловито топая резиновыми набойками на титановых шарнирах.
– Располагайтесь, – по-хозяйски указал на кресло генерал. – Времени у меня мало, и я не люблю рассусоливать. Рассказывайте, что вам известно про этот загадочный эксперимент ЦК.
– И как? У вас другое ведомство. Аристов будет недоволен.
– Значит, это его детище? Весь этот балаган! Не удивительно. Что ещё можно ожидать от выскочки.
– Начальство не выбирают!
– Верно, но здравый смысл должен же быть! У вас, чёрные дыры скачут в полоску, а вы на ЦКа пеняете. Вот что. Вы это бросьте! Нюни здесь развезли! Если кто-то и должен, что-то здесь делать, так это вы. Или вам это так всё просто, за просто так! Так не надейтесь. Аристов само собой. Тот ещё – субчик! Но никому не понравится, когда этот воздушный сарай превратится в рассадник па-о-родистых, я подчёркиваю это слово, па-о-родистых гермафродитов, – заметно картавя от профессионального раздутого гнева, кричал генерал. – Откуда взялся этот Меркулов? Если не скажите прямо щас, то уж поверьте, я вам устрою сладкую жизнь. Хотите заполучить меня в свои враги? Так, пожалуйста, вы в миллиметре от этого!
За дверь недовольно стрекотал пневматикой секретер, но ничего не мог поделать с закрытой изнутри дверью в кабинет хранителя.
– С Аристовым согласуйте, – спокойным голосом ответил невозмутимый Чигин.
– Нет, вы только послушайте его. На его портрет, физию, напялили голую жопу с полоской, а он о субординации вспомнил! Опомнитесь, батенька. Вам что, совсем наплевать на жителей высотки. Ну я не знаю, ну тогда и вовсе нужно вас изничтожить.
– Это зачем, позвольте узнать?
– А как иначе-то? Это хорошо, что император ничего об этом не знает.
– Я думал, ЦКа согласовало.
– Вот с этого места поподробнее. Что ЦК должно согласовать?
– Не могу разглашать государственную тайну, – всё тем же ровным голосом ответил Чигин.
– Ага, так, значит. Ну, хорошо, сами напросились. Разнесу вашу богадельню на позитроны так, что и атома не останется. Мне никто не запрещал, в конце концов. И приключится всё этой вашей тайне с вами в придачу. Бомбу уже отремонтировали, хоть здесь порядок! Так что, пожалуйте в чёрную дыру на содержание. Вижу разговоры с вами нечего хороводить. Человек вы упёртый. Что похвально, не скрою. Но если до завтра вы не уладите дело с вашим приобретением, то, пеняйте только на себя. А теперь звоните, кому хотите, звоните.
– Он отключил радиоузел, – прозвучало в ответ.
– Как это?
– Ну, коль высотка частная, то только с его разрешения.
– Меркулова?
– Да, – коротко ответил Чигин.
– Здесь я вам не помощник. Раз не хотите сотрудничать, то теперь сами как-нибудь. Звоните, не звоните, мне всё одно. Но запомните, если назавтра до двенадцати ноль-ноль вы предпримете решительных шагов, то я вынужден буду ликвидировать ваш Винтаж 2000 к чёрным дырам в затылок!
–––––––––––––––––––––––––––––––––––––––––